Министр по инвестициям и развитию рассказал Forbes Kazakhstan, как «инвестиционные каникулы» крупного бизнеса привели к увеличению доли государства в экономике, почему во второй пятилетке государство не будет поддерживать всех и как Казахстан использует войну санкций для привлечения иностранных инвесторов
– Асет Орентаевич, первая пятилетка индустриализации завершена, и мнения о ее эффективности разделились: одни считают ее провальной, поскольку многие объекты простаивают, а кое-какие даже не запущены; другие уверены, что именно ПФИИР не допустила резкого падения занятости в кризис и в целом оказалась более результативной, чем все предыдущие подобные госпрограммы. И все же в целом ожидали от нее, конечно, большего, например, в части диверсификации экономики. Почему «на выходе» результат оказался скромнее?
– Не думаю, что мы сейчас можем говорить о каких-то «результатах на выходе». Индустриализация продолжается, завершена лишь первая пятилетка. Реализуется долгосрочная промышленная политика, и ее влияние на структуру экономики будет заметно лет через пять-десять.
Что касается первой пятилетки, то она дала импульс развитию обрабатывающей промышленности и показала, что мы выбрали правильное направление. И эффективность ее нельзя оценивать без учета того, в каких условиях мы начинали.
Во-первых, если помните, тогда начался банковский кризис. Рынки сжались. Никто не хотел и думать о новых планах. Многие крупные бизнесмены (в том числе из вашего топ-50) объявили «инвестиционные каникулы». Большинство предприятий было перекредитовано, для некоторых компаний остро встал вопрос просто выживания. Кстати, именно поэтому, а не по чьему-то злому умыслу у нас выросла доля государственного сектора в экономике – мы не могли ждать частный бизнес, пришлось подключить к индустриализации нацкомпании. Нам пришлось срочно разработать методологию инструментов поддержки бизнеса, предложить альтернативные источники финансирования.
Во-вторых, у нас были серьезные проблемы с инфраструктурой. Остро стояли вопросы энергоснабжения южных регионов, транспорта и логистики, не хватало даже грузовых вагонов. СЭЗы находились в зачаточном состоянии, некоторые до 2009 года существовали только на бумаге.
В-третьих, кадры – не хватало инженеров, проектных менеджеров и так далее (кстати, это остается ключевой проблемой до сих пор, позже расскажу, как мы взялись ее решать).
И, наконец, инерция. В 2006–2008 годах бизнес не был заинтересован вкладывать в реальное производство – инвестиции в строительство или торговлю окупались быстрее. А для создания завода требовалось получить массу разрешительных документов, подвести коммуникации, найти специалистов и банк, согласившийся бы кредитовать проект, который начнет давать отдачу лишь через несколько лет.
То есть сама экономическая модель не стимулировала инвестиции в реальное производство. Поэтому ПФИИР – это не новая «обертка» прежних госпрограмм, как расценили некоторые эксперты, а полная, связанная со сменой приоритетов перезагрузка всей экономической политики.
Не на 100%, но многое из этих базовых проблем нам удалось решить и так изменить экономическую политику, чтобы она стимулировала развитие обрабатывающей промышленности, инноваций и привлечение в эти сектора инвестиций. Например, за первую пятилетку в обрабатывающую промышленность привлечено около $16 млрд, что в 2,5 раза больше, чем за предыдущие пять лет.
Для этого мы изменили и приняли около 50 законов. Разработали отраслевые программы и связали их друг с другом. Допустим, раньше программа развития химпрома утверждалась председателем Комитета промышленности на три года, а развития транспорта – президентом страны на 15 лет. Теперь у нас все расписано под общие цели индустриализации на один период, через призму производительности и инновационности.
Разработаны мастер-планы по приоритетным отраслям, которые дали ориентир бизнесу: что производить, где и для каких рынков. Приняты инструменты поддержки для всех участников, от МСБ до крупных компаний. Все системообразующие предприятия разработали свои программы модернизации и приступили к их реализации. Решен вопрос энергодефицита, построены и реконструированы автомобильные и железные дороги – как система доступа на внешние рынки: Узень – госграница с Туркменистаном, Жетыген – Коргас, Бейнеу – Жезказган, Аркалык – Шубаркуль, морпорт Актау, сухой порт Коргас.
То есть мы выработали политику и имеем теперь понимание по всем отраслям и регионам.
– На первую пятилетку из бюджета было выделено 3,7 трлн тенге. На что они потрачены?
– Это только госрасходы. Если говорить о средствах, привлеченных от рынка и зарубежных инвесторов, то в обрабатывающую промышленность за эти пять лет вложено гораздо больше – доля государственных средств составила меньше четверти.
Из 3,7 трлн тенге около 1,2 трлн направлено на строительство и реконструкцию 1700 км железных дорог, 4000 км автодорог республиканского и областного значения. Каждый год в этой сфере было занято около 50 тыс. человек.
На полное решение вопроса энергодефицита, модернизизацию систем теплоснабжения и энергетики в ряде городов было выделено 370 млрд тенге. На модернизацию ЖКХ – более 200 млрд.
На развитие сельского хозяйства – около 600 млрд тенге.
Сумма на поддержку обрабатывающей промышленности (то есть прямые затраты индустриализации) составила чуть более 700 млрд тенге. Пошла она в основном на программу «ДКБ-2020», инфраструктуру СЭЗ и индустриальных зон, финансирование сельхозпереработки через «КазАгро» и финансирование другими институтами развития. За пять лет господдержку получили более 70 тыс. бизнесменов.
Таким образом, было реализовано 770 проектов, как новых, так и в виде модернизации действующих предприятий. Как видите, мы не придумали ничего нового – основная часть затрат бюджета, как и везде, связана с решением инфраструктурных вопросов.
– Вернемся к вопросу эффективности. По ряду целевых показателей первой пятилетки была проведена корректировка в сторону уменьшения. Что-то пошло не так?
– Интересно, что два года назад, когда мы объявили о перевыполнении некоторых индикаторов, нас обвинили в занижении KPI при разработке. А когда пришлось корректировать кое-что в сторону понижения, стали кричать, что не справляемся. Для начала давайте определимся: достижение 100% индикаторов – не самоцель. Этого никто в мире не добивался – все программы находятся под постоянным прессингом изменений во внешней среде.
В самый разгар первой пятилетки, в 2012–2013 годах, в мировой экономике возник риск «второго дна» кризиса – рост глобального ВВП составил всего 2,3–2,4%, экономика еврозоны сократилась на 0,5%. Китай по итогам 2012 года вырос лишь на 7,8%, что стало минимальным показателем с 1999 года. В 2013 году количество безработных в мире увеличилось на 5 млн человек, и по его итогам почти 202 млн человек официально не имели работы.
Правила игры меняются каждый день. Если, например, производство какого-то продукта стало невыгодно из-за снижения на него мирового спроса, стоит ли ради исполнения соответствующего индикатора начинать проект, который потом будет испытывать трудности с реализацией?
Еще один часто обсуждаемый показатель – произошедшее у нас сокращение доли несырьевого экспорта. Здесь есть одна особенность – этот индикатор в первую очередь зависит от цен на сырьевые товары, а не от роста экспорта готовой продукции. В 2009 году, когда мы рассчитывали основные индикаторы ПФИИР, тонна нефти на экспорт стоила $390, а в 2013 году – уже около $800. Из-за этого, несмотря на то что физически экспорт нефти вырос буквально на пару процентов, в денежном выражении это составило кратное увеличение. Именно поэтому сырьевые товары потеснили в структуре экспорта несырьевые. При этом в сравнении с тем же 2009 годом объем несырьевого экспорта вырос с $12 млрд до $19,6 млрд, причем не столько из-за подъема цен, сколько за счет именно физического роста объемов производства, расширения номенклатуры и географии поставок.
Но в целом, конечно, отслеживание совокупности индикаторов позволяет лучше понимать процессы и реагировать на внешние изменения. Скоро мы подведем окончательные итоги первой пятилетки, тогда и посмотрим процент исполнения. По предварительным подсчетам, большинство индикаторов программы достигнуто.
– Однако и в 2014 году, даже при некотором снижении добычи нефти на фоне обвала цен, по прогнозу, доля обрабатывающего сектора вновь снизится…
– Во-первых, если говорить об эффекте, который оказывает падение цен на нефть, то эти изменения начались только во втором полугодии 2014 года.
Во-вторых, добыча сырой нефти занимает всего около 13% от ВВП страны, основная доля приходится на сектор услуг – 54%. То есть эффект от нефтяных цен на изменение доли обрабатывающего сектора будет пропорционален.
В-третьих, в самой обрабатывающей промышленности ситуация тревожная, особенно в металлургии – цены на металлы, в частности на медь и алюминий, тоже падают. В рыночных секторах также возможно сужение – вследствие геополитического кризиса и санкционных войн замедляется экономический рост региона, а значит, снизится спрос на инвестиционные товары, от которых потребители отказываются в первую очередь. В частности, на продукцию машиностроения.
Про международный тренд падения доли промышленности и перераспределения ВВП в сторону сектора услуг я уже говорил. У нас сектор услуг с 2010 года вырос на 70% в номинальном выражении, обрабатывающая промышленность – на 55%, а горнодобывающий сектор – всего на 29%.
Кстати, несмотря на сложившееся мнение, значительная часть проектов, введенных с 2010 года, работает стабильно. Для сравнения: средний уровень загрузки предприятий ЕС редко превышает 80%. В Польше и Латвии, соизмеримых с Казахстаном по ВВП на душу населения, этот показатель находится на уровне 75% (сейчас, в связи с войной санкций, он еще несколько снизится).
Мы стали выпускать около 400 абсолютно новых для страны видов продукции. Раньше 60% обработки занимали два сектора – металлургия и производство продуктов питания. Теперь у нас есть автопром, железнодорожное машиностроение, производство базовых химических продуктов, титановая промышленность, отрасль редкоземельных металлов.
В машиностроении с 2008 по 2014 год объемы увеличились почти втрое, причем производство автомобилей выросло в 11 раз, железнодорожной техники – в 26. Практически на голом месте создан железнодорожный кластер полного цикла, в который входят СП с мировыми лидерами – General Electric, Alstom, Talgo.
Кроме того, объекты ПФИИР дали импульс развитию регионов. Треть объемов производства обрабатывающей промышленности Акмолинской и Мангистауской областей, четверть – Костанайской области и Астаны получены за счет проектов Карты индустриализации.
– Начинается вторая пятилетка индустриально-инновационного развития. Можете ли вы, обобщая успехи и поражения первой пятилетки, сказать, что извлечены какие-то уроки, которые позволят опять не наступать на грабли?
– Самый главный урок – проблемы нужно решать институционально. И быстро. Парламент принял законопроект о кардинальном улучшении бизнес-климата, президент поручил принять его до конца 2014 года, чтобы уже с 1 января бизнес работал в новых условиях. Принят закон о защите инвестиций, на подходе закон о введении принципа Yellow Pages, запрещающего заходить госкомпаниям в секторы, где успешно работает частный бизнес. Правительство очень близко к подписанию соглашения, по которому Казахстан берет на себя обязательства внедрить все стандарты ОЭСР по бизнес-климату. Ведь и программа «Нурлы жол» запущена главой государства не только для того, чтобы дать бизнесу деньги в это сложное время, но и с целью провести структурные реформы. По его поручению премьер-министр подписал соглашения с ВБ, ЕБРР, АБР, ИБР – как в части финансирования, так и проведения структурных реформ в экономике.
Второе. В первую пятилетку все акимы и министры разрабатывали собственные программы, притом что компетенции и понимание везде разное. А для того чтобы создать нормальный работающий документ, компетенции необходимы. Поэтому программу второй пятилетки мы разработали централизовано, с привлечением лучших экспертов, которые вместе с бизнесом, банками объехали все области. Мы сделали по каждому региону расклад, с кластеризацией. По каждой отрасли, по каждой позиции провели анализ, отобрали приоритеты, разработали региональную специализацию. Пять лет назад мы поддерживали любую инициативу в любом регионе, теперь господдержка будет оказана только проектам, которые вписываются в региональную специализацию. Так, нет смысла организовывать сборку тракторов на голом месте, скажем, в Шымкенте, когда компетенции сложились в Семее и Костанае. Вторая пятилетка будет кардинально отличаться от первой тем, что усилия и ресурсы будут сконцентрированы на ограниченном числе секторов, региональной специализации с применением кластерного подхода и эффективном отраслевом регулировании. Отобраны шесть приоритетных отраслей обрабатывающей промышленности: металлургия, химия, нефтехимия, машиностроение, производство строительных материалов и продуктов питания.
Третье. Часть иностранных инвесторов мы не привлекли в прошлую пятилетку просто потому, что в областях у акимов не было служб, способных работать с ними на местах. Элементарно по-английски практически никто не говорил! Теперь у нас в каждом регионе есть центры поддержки инвестров, которые оказывают им услуги по принципу одного окна. Создан механизм, когда аким борется за каждый проект, поскольку отчитывается за привлечение инвестиций перед президентом. Закрутилась машина, изменился менталитет акимов и руководителей нацкомпаний. Это тоже урок – системная индустриализация регионов оказалась сложнее, чем казалось вначале.
Четвертое. Выяснилось, что на таком переломном этапе мало предоставить бизнесу деньги и преференции, надо давать знания. И это тоже придется делать государству, как в свое время в Японии и Корее. У нас как раньше работали с экспертами? Решили внедрить кластеры, приехали 15 человек, провели исследование, уехали, и никто не знает, что с этим дальше делать. А в стране должен быть институт, который бы занимался всем этим методологически, на постоянной основе. Поэтому мы собрали в Казахстанском институте развития индустрии (КИРИ) при министерстве специалистов в области инжиниринга, технологий, экономического планирования и моделирования, статистики и создали что-то вроде агентства промышленного развития. Теперь мы не просто нанимаем международные консалтинговые компании для разработки программ – возле каждого иностранного специалиста сидит сотрудник института и учится.
КИРИ дает консультации бизнесу по модернизации и производительности, информацию о рынках и нишах. Но самое главное – у нас, как когда-то в Сингапуре и Корее, появился координационно-методологический центр, независимый от смены правительства, каких-то персоналий, где работают специалисты, последовательно 20 лет этим делом занимающиеся. В рамках указа президента по второй пятилетке КИРИ официально определен офисом управления программы, то есть обеспечена системность и преемственность.
И самый главный урок – люди решают все. То есть то, о чем я обещал рассказать отдельно – как мы будем решать вопрос с кадрами. Для выполнения задач индустриализации на втором этапе нам нужно примерно 55 тыс. специалистов в разных отраслях. Мы долго обсуждали этот вопрос с Министерством образования, отобрали 10 государственных вузов и 11 сузов, предоставляем им финансирование, на которое они должны найти зарубежный вуз-лидер, сделать с ним партнерскую программу, обучить там специалистов, написать стратегию и поменять всю свою методологию в соответствии с этим. Сузы должны проделать такую же работу с профессиональными учебными заведениями – лидерами в своем секторе. Но мы не можем ждать, пока эта система начнет давать полноценных специалистов. Поэтому на первом этапе большинство кадров придется завезти. Раньше этот вопрос натыкался на сильное противодействие, но теперь решен – инвесторы могут завозить рабочую силу без квот и ограничений на строительство проекта и его работу в течение года с момента запуска.
– Во вторую пятилетку ожидаются инвестиции на 6 трлн тенге, причем большие надежды возлагаются на ПИИ. Не обрушит ли эти планы все ухудшающиеся отношения Запада с Россией, с которой мы теперь находимся в экономическом союзе?
– Действительно, ситуация непростая. Мы рассчитываем на комплекс мер, разработанный правительством для привлечения инвестиций в страну.
Мы следим за настроениями инвесторов. Это может показаться странным, но часть их приходит к нам именно потому, что в России теперь работать стало сложнее. А регион наш, куда входит Иран – огромный рынок, который скоро откроется, – интересен многим, и сейчас Казахстан – лучшее место для выхода на него.
Все больше зарубежных компаний заходят в нашу обрабатывающую промышленность. К примеру, французская EADS Group – в производство вертолетов; Danone – в пищевую промышленность; Areva NC – в атомную; HP – в сферу информационных и компьютерных технологий; Korean POSCO – в изготовление титановых слябов; Hyundai Motor – в сборку малотоннажных машин; LG Chemical – в строительство газово-химического комплекса; немецкий Metro – на рынок дистрибуции; Knauf, Henkel и Basf – в сферу производства химических и строительных материалов; The Linde Group – в отрасль производства промышленных газов; Sanofi и Polpharma – в фармацевтическую индустрию. Всего заключены контракты со 100 крупными иностранными компаниями. Причем они готовы обучать – сейчас, например, 80 наших инженеров учатся во Франции для проекта по сборке спутников, который будет запущен через полтора года в Астане совместно с «Эйрбасом». И это ведь только начало – закон об инвестициях принят совсем недавно.
Вполне реально, думаю, завести в следующие пять лет в страну сотни иностранных компаний, больших и малых. Причем обратите внимание: мы не делим инвесторов на местных и зарубежных – для всех одинаковые условия. Национальный бизнес может как самостоятельно создавать инвестпроекты, так и в партнерстве с зарубежным.
– И все же пересматриваются ли как-то планы второй пятилетки с учетом все более проявляющихся кризисных явлений?
– Когда мы разрабатывали программу второй пятилетки, закладывалось четыре сценария. В том числе пессимистичный (низкие цены на нефть и снижение интеграционной активности), по которому, скорее всего, теперь и будем действовать. Конечно, это потребует корректировки индикаторов, плана мероприятий, принятия дополнительных мер. Это сейчас обсуждается в правительстве. Ведь программа «Нурлы жол» направлена не просто на развитие инфраструктуры, она должна стать в кризисный период одним из основных драйверов роста.
Все, что происходит вокруг нас, влияет на Казахстан. Мы видим и осторожность инвесторов, и то, что не хватает хороших проектов, и многое другое. Но, несмотря на это, нельзя останавливать стратегическую работу, нельзя отступать от генеральной линии, объявленной главой государства, – диверсификации экономики, создания сильного индустриального сектора. Это создание постоянных качественных рабочих мест, привлечение инвестиций, запуск производств продукции с высокой добавленной стоимостью на основе новых технологий, развитие инноваций. В целом необходимо повышать эффективность, и не только государству, но и бизнесу. В новых условиях придется снижать затраты, внедрять инновации в менеджменте, прорабатывать новые финансовые модели, работать над брендингом, выходить на новые рынки, использовать самые передовые технологии.
Все эти направления учтены в программе второй пятилетки, есть план действий. Повторюсь: что бы ни случилось, работа по диверсификации экономики не остановится.
forbes.kz
