Что будет с рынком золота и серебра в ближайшие годы, как найти свою нишу на мировой экономической арене и почему добыча полезных ископаемых интеллектуальнее машиностроения, в интервью «&» рассказал глава компании Polymetal Виталий Несис.
-Виталий Натанович, чем вашей компании интересен Казахстан?
-Казахстан — одна из самых перспективных стран в плане золотодобычи на всем постсоветском пространстве. У нее значительный потенциал: большая территория, богатая горнодобывающая история и региональное разнообразие с точки зрения геологии.
-Каков объем добычи на месторождениях вашей компании?
-Сейчас объем добычи на нашем Варваринском месторождении в Костанайской области — около 3 тонн золота. В перспективе вместе с месторождением Кызыл, которое мы приобрели в прошлом году, планируем добывать в Казахстане около 15 тонн золота в год.
-Все ли вас устраивает в законодательной базе Казахстана, касающейся горнодобывающей отрасли? Какие у вас есть предложения, замечания?
-Помимо геологоразведки устраивает все, а проблемы с ней широко известны и, на мой взгляд, должны быть учтены в новом законе о недрах и подзаконных актах.
Что тормозит приток иностранных инвестиций как в Россию, так и в Казахстан?
Сейчас это геополитика. В России международные инвесторы обеспокоены геополитическими рисками. Казахстан, как страна политически и географически близкая к России, также подпадает под влияние этих факторов.
-Как влияет экономический кризис на добычу драгоценных металлов?
-Первая фаза экономического кризиса привела к резкому росту цен на золото, то есть влияние было положительным. Кризис послужил сигналом к дополнительным инвестициям в отрасль, в результате в 2012-2014 годы мировая золотодобыча продемонстрировала высокие темпы роста. Текущая же фаза сопровождается низкими ценами на драгоценные металлы, но мировая отрасль еще не в полной мере почувствовала новую реальность. Всегда приятнее и проще строить, чем закрывать предприятия. Для того чтобы отрасль в полной мере отреагировала на текущую конъюнктуру, нужно год-полтора, после чего мы увидим существенное закрытие производственных мощностей по всему миру.
-Как изменилась жизнь с введением санкций?
-Единственным заметным моментом стало ухудшение условий финансирования как от российских, так и от западных банков. Поднялись ставки. Но это в значительной степени скомпенсировано и даже сверхкомпенсировано девальвацией рубля. Поэтому для многих производителей, в том числе и для Polymetal, проблемы увеличения процентной нагрузки нет, потому что рентабельность бизнеса существенно выросла, даже несмотря на падение цен на золото. Мы без проблем работаем с более высокими процентными ставками, так как в долларовом эквиваленте затраты теперь существенно меньше.
-Кто ваши основные покупатели золота и серебра?
Золото мы продаем российским и международным банкам. Продаем также не только готовые слитки, но и золотые и серебряные концентраты международным трейдерам и компаниям — переработчикам концентратов. Например, «Казцинк» покупает у нас серебряный концентрат с предприятия в Магаданской области.
-Как менялась стоимость золота за последние 20-30 лет?
-После разрыва жесткой фиксации курса доллара к золоту цена на золото стала резко расти, и это привело к взрывному росту производства во всем мире. С начала 1990-х до начала нулевых был длительный период падающих цен, и это привело к тому, что производство золота стало сокращаться. С 2000 по 2010 год оно медленно сжималось на фоне растущей цены. Это был второй этап — «золотой век». Сейчас «железный век»: цена падает — производство растет. Все надежды на то, что будет и «серебряный век», когда самые слабые сдадутся, поднимут белый флаг, закроют свои предприятия, как следствие, объемы производства начнут падать, что неизбежно по закону рынка приведет к росту цен.
-Каковы перспективы?
-На мой взгляд, 2014 год был пиковый. Думаю, в этом году мировая отрасль, скорее всего, сократит объемы производства, но очень незначительно, а с 2016 года начнется существенное сокращение. Мой прогноз — на 3-4% в год, и это продлится минимум четыре года.
-В чьих руках сконцентрировано больше золота — у государства или частных лиц?
-По статистике, в частных руках по всему миру золота больше, с единственной оговоркой, что никто точно не знает, сколько золота у китайского Центробанка. По официальным данным, порядка тысячи тонн, но в последний раз статистика публиковалась пять лет назад. Есть мнение, что за пять лет Китай накопил много
На мой взгляд, 2014 год был пиковым. Думаю, в этом году мировая отрасль, скорее всего, сократит объемы производства, но очень незначительно, а с 2016 года начнется существенное сокращение золота, и, может быть, настолько, что баланс в мировом масштабе изменился. Однако точных данных, повторюсь, нет. В целом больше всего золота в США, далее идут европейские страны.
В одном из интервью вы сказали, что подземная добыча золота более технологична, наукоемка и интеллектуальна, чем сборка автомобилей на автоматизированных линиях. Но происходит уравнивание сырьевых отраслей с низкотехнологичными. Отсюда вопрос: почему идет это уравнивание и действительно ли горнодобывающая отрасль технологичнее машино- и приборостроения?
-Я считаю, что это проявление инерции мышления. Пятьдесят лет назад такая оценка, скорее всего, была бы справедливой. Месторождения были простые: бери больше, кидай дальше. Но отрасль по добыче природных ресурсов характеризуется тем, что по мере эксплуатации легкие месторождения уходят. Каждое следующее поколение активов сложнее в геологическом, технологическом плане, в плане эксплуатации. Поэтому за последние пятьдесят лет месторождения стали намного сложнее, технологии добычи шагнули далеко вперед. Однако у многих регуляторов и обывателей остались прежние представления.
В 17-м веке с точки зрения технологии добыча золота была простой: медведка — бочка с ручкой, туда кидали песок, гравий, с другой стороны ставили доску, покрытую мхом, на которой оседали золотые зерна. Не сравнить с производством часов, например. Потом от медведок перешли к простым гравитационным фабрикам, затем к цианированию, далее к автоклавному выщелачиванию, в перспективе уже двойное автоклавное выщелачивание. С точки зрения добычи начиналось все с лопат и песка, потом дудки — небольшие 20-30-метровые шахты, далее небольшие карьеры, а сейчас это сложные подземные рудники с высокоточной оценкой минеральных ресурсов и сложнейшими системами поддержания безопасности.
Горнодобывающая отрасль сложнее машиностроения и приборостроения. Конечно, инженерный вклад в создание автомобиля очень высок, но люди зачастую путают наукоемкость создания продукта и наукоемкость эксплуатации готовой конвейерной линии. Спроектировать и подготовить производство нового автомобиля сложно, но построить завод, привезти сборочные, покрасочные, сварочные модули, собрать их, поставить людей на конвейер и запустить его достаточно просто. Горнодобывающая отрасль создает намного больше интеллектуальных рабочих мест, потому что интеллектуальный труд здесь нужен не только на стадии проектирования и подготовки к производству, как в машиностроении, но и в процессе ежедневной эксплуатации. Геологи, маркшейдеры, технологи каждый день имеют дело с изменяющимися условиями — это природа отрасли. То, что добывали вчера, сегодня не существует, нужно добывать что-то другое. Поэтому необходимо все время думать, адаптировать, выбирать технические решения из доступного арсенала. Это высокоинтеллектуальный труд, который требует высокого уровня квалификации и является по сути творческим. Работа инженера на конвейерной линии — это в значительной степени повторяющаяся работа, полуавтоматическая. Делюсь личным опытом, так как работал на Ульяновском автозаводе.
-Однажды вы заметили: «Если у конкретной страны есть конкретное преимущество в конкретном виде деятельности, пусть страна этим и занимается. У России преимущество в добыче природных ресурсов». Но ведь когда-нибудь ресурсы закончатся, тогда чем заниматься?
-Согласен с тезисом, что природные ресурсы конечны в долгосрочной перспективе. Но чтобы формировать конкурентное преимущество после исчерпания природных ресурсов, необходимо определить новую сферу деятельности. Бессмысленно, например, пытаться конкурировать с Японией или Германией в автомобилестроении, а с США — в вопросах разработки смартфонов.
-Чтобы стратегически планировать будущее страны, которая в настоящее время живет во многом за счет конечных природных ресурсов, необходимо понять, что будет следующей технологической волной. Текущая технологическая волна — это, несомненно, интернет и все, что с ним связано. А что будет следующей? Может, это будут биотехнологии или что-то связанное с генной инженерией.
-Я бы приветствовал, если стратегия развития государства предусматривала создание плацдарма для обеспечения конкурентного преимущества в следующей технологической волне. Но пытаться конкурировать с лидерами в этой технологической волне не стоит. Они уже убежали далеко вперед, а мы только стартуем. Нужно опережающее развитие. Яркий пример — Южная Корея, она не стала конкурировать в индустриализации в отраслях, которые представляли текущую технологическую волну. Там не стали соперничать на экспортных рынках стали, угля, но решили бороться на рынке высокотехнологичного машиностроения. И получилось весьма успешно.
На основании текущего конкурентного преимущества необходимо формировать запас прочности, стабилизационный фонд и инвестировать его в следующую технологическую волну. При этом не нужно относиться к существующим двигателям экономики, природным ресурсам как к чему-то постыдному и отсталому. Да, необходимо искать им замену, но не потому, что это плохо или сдерживает технологическое развитие, а потому, что ресурсы рано или поздно заканчиваются. Меня даже немного раздражает, когда у нас, в России, говорят про нефтяное проклятие. Это не проклятие, а возможность обеспечить достойный уровень жизни гражданам сейчас и инвестировать в будущее.
«Бизнес & власть», МАЙРА МЕДЕУБАЕВА
