Т. Токтабаев, вице-министр по инвестициям и развитию МИР РК

Вице-министр по инвестициям и развитию Тимур Токтабаев: «Весь Кодекс о недрах нацелен на то, чтобы инвестор пришел»

18 ноября в Астане со­стоится съезд работников горно-металлургической промышленности с участием руководства министерства по инвестициям и развитию. Какие вопросы и меры под­держки горно-металлургиче­ской отрасли на сегодняшний день решаются и реализуют­ся государством, «Къ» узнал в беседе с вице-министром по инвестициям и развитию Тимуром Токтабаевым.
— Тимур Серикович, какие про­блемные вопросы планируется обсудить и представить со сторо­ны профильного министерства на Съезде горнопромышленников?
— Самим мероприятием зани­мается много экспертов министер­ства. Самая главная тема — это наш Кодекс, мы планируем его принять, в сентябре 2017 внести в Мажилис и надеемся, что уже с 2018 года он вступит в силу. Мы хотим сделать это быстрее, поэтому многие депутаты работают сейчас в рабочих группах еще на стадии подготовки самого текста и концептуальных вопросов. Недавно мы выезжали в составе нашего комитета по природополь­зованию в город Актобе, проводили расширенное заседание с участием местных исполнительных органов, там было много депутатов. Мы до­статочно откровенно переговорили по многим вопросам, презентовали саму концепцию нового Кодекса о недрах и недропользовании. На нынешней встрече мы планируем как можно более детально осветить те вопросы, которые интересуют наш бизнес, отраслевые организации, ассоциацию.
— То есть это реализация вы­полнения поручения премьер-ми­нистра Бакытжана Сагинтаева — всенародное обсуждение Кодекса о недрах?
— Да, абсолютно верно. На са­мом деле, текст-то у нас уже готов. В недропользовании сегодня в мире наблюдается обостренная конкурен­ция. Посмотрите, инвестор очень избирателен, если ему что-то не нра­вится — многие страны сейчас могут предложить условия не хуже, чем в Казахстане, условия именно в части геологических перспектив, поэтому многие компании идут в Африку или в Монголию. Мы должны выстоять в этой конкурентной борьбе, потому что наши месторождения по боль­шей части были открыты еще в со­ветское время. Есть новые, которые были открыты в период независимо­сти, но количество их недостаточно. Важно понять, что сейчас в мире идет борьба за качество сырья. Она позволяет достигнуть низкой себе­стоимости продукции, что является залогом конкурентоспособности наших предприятий. Поэтому мы должны находить месторождения не только большие по запасам, как в советское время, но и очень хоро­шие по качеству. А с этим у нас есть проблемы, потому что содержание полезных ископаемых в других стра­нах намного богаче.
В Казахстане есть такие месторож­дения, и на 90% их еще предстоит от­крыть, но все они на глубине. В совет­ское время, как правило, технологии позволяли бурить до 200 метров. Там, где уже детально работали, конечно, были более глубокие скважины. В целом, территория изучалась близ поверхности месторождений. А сей­час основные перспективы у нас свя­заны с большими глубинами. В этот момент как раз появились новые технологии. Те технологии, которые у нас были до этого в геологии, прош­ли усовершенствование. Сейчас они позволяют исследовать глубину до 800 метров, такие технологии в Ка­захстане уже есть, наша геология их реализует.
Есть технологии с изучением недр до 2 километров с самолета. Проле­тая на нем можно импульсным путем, при проведении аэрогеофизики вы­являть аномальное скопление полез­ных ископаемых. Вы представляете себе, что это значит? Таким образом Казахстан вообще не изучался, но нам природа уготовила много по­дарков, которые предстоит узнать. Из тех данных, что мы получаем, мы видим, что качество растет, это правило хорошо знают в геологии и мы надеемся на открытие крупных месторождений с большим содержа­нием, это наша задача.
Весь Кодекс нацелен на то, чтобы инвестор пришел. Бурить, осущест­влять исследования на глубине — все это стоит больших денег. Государство само не способно все это профинан­сировать, в этом случае придется остановить многие наши программы и заниматься только геологоразвед­кой, а эта работа очень рискованная, вероятность открытия месторож­дения не больше 15%. Поэтому государству лучше стимулировать инвестора, чем рисковать самому. Инвестор готов идти. Например, капитализация австралийской или канадской биржи составляет более 58 млрд долларов и складывается за счет юниорных компаний. Соот­ветственно, вот это тот небольшой бизнес, та прослойка энтузиастов, небольших компаний, которые будут заниматься изучением перспек­тивных территорий, получением данных первоначальных, которые впоследствии смогут привлекать более крупных игроков, трансна­циональные компании, вот этот рынок надо создать. В Австралии он составляет 15 тысяч компаний, у нас их всего 80, поэтому мы надеемся, что все эти меры, новеллы, нормы, которые заложены в Кодексе, по­зволят существенно оживить наш рынок и, как следствие, обеспечить открытие новых объектов.
— Недавно министр по инве­стициям и развитию РК Женис Касымбек говорил о том, что в следующем году на финанси­рование геологоразведки будет выделено денег в 4-5 раз меньше, чем в прошлом году. Как тогда будет проходить стимулирование геологоразведки?  Часто говорят, что патент выдают компании для получения отдельного участка или права на продажу эксклюзивной информации.
— Самый главный критерий финансирования геологоразведки в мире — это затраты государства на один квадратный километр. Сегодня объем инвестиций у нас в Казахстане, включая частные — 7 долларов на квадратный километр, в Австралии 167 долларов тратят на это, в Канаде — 203 доллара. Вы представляете, насколько мы отста­ем! В 20 и более раз. То есть сегодня помимо увеличения объемов госфи­нансирования нужно увеличить в 20 раз финансирование всего бизнеса. Как это сделать? Это очень серьез­ная задача. Чтобы мы стали такими же конкурентоспособными, эти страны нужно догонять. Поэтому что делает государство — есть четыре стадии геологоразведки — сначала большие площадные работы. На огромных площадях выявляется прогнозный ресурс, перспективы, скажем, здесь динамика тех геологи­ческих процессов, которые происхо­дили в древности, свидетельствует о перспективах открытия отдельных месторождений. Это целая огром­ная зона. Потом второй этап — вы­являются конкретные рудные поля, там, к примеру, зона, там золото или медь, и на ней уже проводятся де­тальные площадные работы. Затем выявляются участки, так называе­мые аномалии, большое скопление полезных ископаемых, а сколько их, куда простирается тело — непо­нятно. Вот эти — большая площадь, меньшая площадь, участки, три ста­дии — на этих стадиях государство должно финансировать. Потому что инвестор придет, скажет: «Ре­бята, я готов бурить, но покажите мне примерно где». Чтобы сказать примерно где, подготовить гео­логическую информацию, дать ему заготовки по материалам — это все задача государства и всего в общем объеме затрат это не более 10% от того, чтобы найти месторождение. А 90% — это уже детальная развед­ка, проведение лабораторных ис­следований. Вот возьмем большие площади — это тысячи квадратных километров, это региональные работы. Поисковые площади со­ставляют 100 километров. Потом уже на участке с аномалиями в 10 квадратных километров и далее — уже конкретные месторождения, где небольшие участки в несколько километров. Так вот, на последних нужно детально все разбурить, что­бы узнать, какова мощность пласта, какое содержание, его полностью оконтурить, чтобы ничего не по­терялось и так далее. Государство должно финансировать региональ­ные и поисковые работы. В поиско­во-оценочных работах, где можно предварительно оценить ресурсы и запасы, могут быть задействованы средства бюджета и бизнеса. Разве­дочные участки для передачи в про­мышленную отработку выполняются за счет частных инвестиций.
— Хорошо, сколько государ­ство планирует выделить из бюджета на геологоразведку в следующем году по сравнению с предыдущим?
— Государство в 2011 году вы­делило 4,3 млрд тенге, в 2012-8,7 млрд в 2013-9,4 млрд в 2014-9,1 млрд в 2015 году — 11,4 млрд тенге. В этом году было выделено всего 8,2 млрд тенге, несмотря на то, что была принята пятилетняя программа с 2014 по 2019 год с расчетом вы­деления 30 млрд тенге в год, то есть геологоразведка была недофинан­сирована. Об этом наш министр на заседании правительства говорил. На нее нужно, как минимум, в пять раз больше выделять средств, чем выделяется сегодня. Это еще при­том, что произошла девальвация. То, что сейчас выделяется на 2017 год (8,2 млрд тенге) вы сравните с теми 11 миллиардами, которые были в 2015 году. Эта цифра уже в два раза меньше. А 30 миллиардов до девальвации — это было $200 млн. Сегодня государство не может столько тратить. И денег нет. Поэто­му мы должны находить механизмы, что-то финансировать сами, больше работать с инвесторами, подготав­ливать площади. Кодекс нацелен именно на упрощение процедуры предоставления права на недро­пользование, всех процедурных вопросов в геологоразведке.
— Какие конкретные стимулы будут применяться?
— Лицензии. Вот смотрите, кон­тракт сегодня заключается 18 меся­цев, ну кто будет столько ждать? 18 месяцев — это очень значительный срок, это только на разведку. На добычу — 24 месяца. Люди хотят иметь право на участок; понятное дело, что для того, чтобы приступить к операции по недропользованию надо будет делать техническую до­кументацию, пройти экологию, ЧС и так далее. И после этого ты можешь уже начать непосредственно работу на месторождении. Но сегодня сам процесс заключения контракта происходит только после того, как ты весь этот процесс прошел. А это очень неудобно. Человек должен же вкладывать значительные деньги в проектирование и подготовку, не имея окончательных прав на закре­пленный за ним участок. Есть только протокол результатов аукциона или прямых переговоров, но самого-то контракта нет. А если вы будете разговаривать с серьезными юри­дическими компаниями, которые
оценивают ваши правовые риски вхождения в Казахстан, они вам скажут: «Этот документ, да, он дает относительные права, но он не явля­ется подтверждением ваших прав на этот участок». Поэтому везде в мире надо быстро человеку дать право, лицензию в течение срока до трех дней и все, после этого он осущест­вляет проектирование и так далее. Но у нас сейчас государство очень сильно вмешивается в эти процессы. За рубежом не вмешивается, потому что есть презумпция добросовест­ности, она должна присутствовать у нас в бизнесе, государство долж­но доверять своему инвестору, а инвестор государству, что оно его не обманет. А государство от него ждет, что он будет вкладывать — это главное требование, вкладываешь и к тебе никаких претензий нет, пла­тишь необходимые платежи — по­жалуйста. На геологоразведке всего два платежа — платеж государству и минимальная программа — 10 ты­сяч долларов на два квадратных километра. Это понятные запросы и очень комфортные для инвесто­ра — пришел, оплатил и работаешь, никто тебя не трогает. Сейчас же по­стоянно беспокоят недропользова­телей всевозможными проверками, согласованиями, все это не нравится инвесторам. Мы в мировом рей­тинге очень сильно отстали и нам необходимо подняться. У нас по нормативно-правовой базе самые большие проблемы — торговые барьеры, качество геологической информации, дублирование, несо­гласованное законодательство, сре­ди этих проблем также есть налоги.
Режим налогообложения у нас тоже не самый лучший. Я вам приве­ду простой пример. Мы предлагаем сейчас в рабочей группе внедрение роялти с реализации по примеру как это происходит в системе на­логообложения за рубежом. В чем отличие? Отличие состоит в том, что у нас налог на добычу полезных ископаемых взимается сразу после добычи. То есть, только вы извлекли минеральное сырье — у вас сразу за­брали деньги. Но вы же его не прода­ли. Соответственно, мало того, что вы потратили деньги на его извлечение, государство сразу же забрало у вас налоги. В данном случае компания может оказаться без оборотных средств, потратить все. Потом по про­шествии трех-четырех месяцев эта руда будет продана, и вы получите за нее деньги. Она может быть даже сейчас продана, но деньги за нее вы получите позже. Так вот, в мире дела­ется так: когда вы ее продали, тогда и заплатили налоги, то есть это более справедливая система по отношению к недропользователям, но она более сложна в администрировании.
Сразу обложить налогом — про­ще. А прослеживать всю цепочку действий недропользователя, когда он продал сырье, переработал — это сложнее, но это справедливее. Поэтому наши компании рискуют остаться без оборотных средств. Надо идти брать кредит в банке, по­полнять оборотные средства и все только из-за того, что мы взимаем на­лог на три месяца раньше, чем могли бы. В чем смысл? Надо просто пере­ставить некоторые условия местами.
Это один случай, вот второй. У нас сейчас налог на добычу полезных ис­копаемых стал растянут во времени. Не только непосредственная добыча на поверхности, но и первичная переработка относится к операциям по недропользованию. То есть, если вы добыли руду, ее цена, например, 100 долларов. Но если вы ее пере­работали, обогатили, то цена уже 300 долларов, а налог тот же. В чем же тогда у недропользователя стимул в глубокой переработке? Если мы говорим, что стремимся к глубокой переработке в Казахстане, то у нас налоговых стимулов в этом плане нет, об этом аналитики McKinsey говори­ли на рабочей группе и об этом уже знают в министерстве экономики. Мы занимаемся этим очень активно, стараемся защитить такое нововве­дение. Например, в Австралии 7,5% у вас на руде налог, на концентрате уже 5%, а на металле — 2,5%. То есть, чем вы больше переработку допуска­ете, тем ниже налог.
Понятное дело, что цена продажи конечной продукции при увеличе­нии переделов растет, и у государ­ства доходы увеличиваются, так как выгоднее брать 2,5% налога с пере­дела на уровне металла, нежели 7,5% на этапе налогообложения руды. И переработчику-недропользователю выгодней — он уже полу­чил товар с высокой добавленной стоимостью, и ему несложно отдать государству больше, потому что он сам получит больше. Вот такие эко­номические стимулы.
Поэтому мы к этому стремимся, мы это предлагаем, конечно, есть вопросы по администрированию, и как это реализовывать в нашем законодательстве, как не допустить злоупотреблений этими нормами и так далее, мы, конечно, сейчас над этим работаем. Поэтому есть пору­чение, чтобы наш Кодекс о недрах и недропользовании был синхрони­зирован с Налоговым кодексом.
— Ранее говорилось, что будет освобождение от НДС в геолого­разведке, возмещение каких-то затрат. Это так?
— Какая может быть добавленная стоимость на геологоразведке? Во всем мире геологоразведка считает­ся признанным убытком. Вы, условно говоря, руководитель компании, тра­тите на геологоразведку пять милли­онов долларов и сразу ставите себе на убыток — вы закопали эти деньги в землю. А у нас еще налог нужно заплатить с этой суммы. Нелогично? Нелогично, потому что недропользо­ватели не платили его ранее, НДС на разведку ввели только с 2009 года. Было сложно, недропользователь должен был прийти, доказывать инспектору, что он действительно проводил геологоразведку, все это нужно было проверять, ездить иногда, ходить, сверку делать для возмещения. Не стали мучиться, взяли и отменили возмещение за­трат по НДС в геологоразведке. То есть, не всегда были возможности и желание заниматься сложными вопросами администрирования на­логообложения. Поэтому понятно, обеспечение доходной части бюдже­та очень важно, и желание побыстрее собрать налоги — естественно, но мы не должны приводить к неком­фортным экономическим условиям недропользователя. Мы должны найти баланс интересов, вот этим сейчас мы занимаемся. Очень много предложений по налогообложению недр, я думаю вам министерство по нацэкономике подробно расскажет, есть отдельные группы, мы в них уча­ствуем. Как отраслевики мы ратуем за геологические, юниорные компа­нии недропользователей, поэтому мы стараемся максимально условия для них учесть в нашем Кодексе.
— Иностранные компании, которые работают в Казахстане, например, RioTinto, тоже получили какие-то гарантии или они рабо­тают через «Казгеологию»? Если они что-то откроют, например, большое медное месторождение в Карагандинской области, то как они будут реализовывать свое право на недропользование?
— А у них уже есть контракт. Они работают в партнерстве с «Казгео- логией», которая даже выполня­ет их подрядные работы. То есть «Казгеология» уже стала серьезной организацией: закупила современ­ное оборудование, привлекла аэро- геофизические технологии, которые были самые лучшие у канадской фирмы. Так что у Rio Tinto не было не­обходимости что-то привозить, она закупила услуги здесь, часть услуг для нее выполняла «Казгеология». Но появились и казахстанские компании с высоким качеством работ, тоже стали для Rio Tinto подрядчиками. Австралийская компания работает в рамках контракта, на все что она найдет у нее будет исключительное право на переход к этапу добычи.
— Как в Кодексе о недрах будут одновременно регулироваться использование международной системы отчетности по запасам CRIRSCO (Комитет по стандартам международной отчетности по минеральным запасам. — ред.«Къ») и советской системы учета запасов ГКЗ (Государственной комиссии по запасам полезных ископаемых — ред.«Къ»)?
— Предусмотрен переходной период, когда будут действовать стандарты ГКЗ, мы же гарантируем стабильность наших контрактов. То есть те контракты, которые не за­хотят переходить на новые условия, могут остаться на старом законо­дательстве, на гарантированных условиях и для их обслуживания, конечно, ГКЗ будет сохранено.
— До какого срока примерно?
— Думаю, что после принятия Кодекса максимум три года. После этого мы будем стремиться к полно­му переходу. Это удобно, саморегу- лируемые организации уже созрели у нас для того, чтобы полностью на себя эту функцию взять. Бизнес заин­тересован, не будет необходимости постоянно перепроверять. К при­меру, такая ситуация сложилась: вы — банк, я пришел к вам за кре­дитом. Вы перепроверяете запасы, ГКЗ перепроверяете. Завтра пошли на биржу — биржа перепроверяет, частные инвесторы, все перепро­веряют, так как есть элемент недо­верия. Действительно, переходный период, старые системы подсчета запасов, где-то советский подход, несовершенство нашего законода­тельства породили моменты, когда демонстрируются не совсем досто­верные запасы, по которым прини­мались инвестиционные решения. Когда недропользователи-инвесто­ры обожглись на этом деле, то они начали тщательно проверять всю информацию, в том числе старую. Вы же знаете, что в любом бизнесе есть недобросовестные люди, ко­торые задействуют мошеннические схемы. Эта новая система позволит это все исключить. Основную роль будет играть компетентное лицо. Оно будет получать за это хорошее вознаграждение, это практикуется во всем мире. Лицо это — большого уровня профессионал, оно дорожит своей репутацией, работой и персо­нально подписывается под отчетом. То есть, брендовые люди в геологии несут ответственность за подсчет за­пасов. Этот человек может выступать консультантом, в зависимости от желания, но если компетентное лицо ошибется, то его саморегулируемая организация исключит навсегда. Он больше никогда не сможет этой работой заниматься. Он никогда не сможет получать большую зарплату за свою работу. А это тоже очень выгодное дело, на это и идет расчет.
— Глава АО НК «Казгеология» Галым Нуржанов говорил о том, что сейчас идет покупка лабора­тории, где будет проводиться ана­лиз. Они сами будут ее закупать?
— Здесь будет государственно­частное партнерство, наверное. Ви­дите, самое главное в лабораториях, когда вы сдаете пробы, вы их шифру­ете для того, чтобы не было элемента подтасовки. Потому что можно про­бу позолотить, содержание золота будет высокое и скажут, что открыли гигантское месторождение, хотя это неправда. Поэтому там целая систе­ма создана. И эта система должна быть международно признана. Лаборатории, которые есть у нас в Казахстане, к сожалению, не могут обеспечить то, чтобы их лаборатор­ные исследования признавались на бирже. Поэтому наши вынуждены вывозить в лабораторию в Кыр­гызстане, там есть международно признанная лаборатория, в Россию, в другие места, где это делают. А у нас в Казахстане минерально­сырьевой комплекс — это базовая отрасль в стране, новые отрасли только появляются, развиваются. И у нас нет лаборатории — все наши лабораторные образцы, керны вы­возятся за рубеж, это неправильно. Если вы не планируете на биржу, то, конечно, вы здесь можете сделать лабораторный анализ, поставить на государственный баланс, на­чинать добычу. Но если вы хотите найти серьезного инвестора, то вам нужно получить международную экспертизу, провести свои запасы через международные лаборато­рии, где существуют все системы для исключения некачественного и недостоверного анализа.
— Когда будет закончена интер­активная геологическая карта?
— Интерактивная карта позволит узнать о наличии свободной терри­тории, оформить покупку геологиче­ской информации, здесь же можно будет подать заявку на лицензию. Вся интерактивная карта будет запу­щена с Кодексом. Ее ТЭО уже сейчас разрабатывается, ее будет делать «Казгеология», может быть в ГЧП, а может быть самостоятельно — этот вопрос решается.

«Курсивъ» Данияр Сериков